13 апреля 2009, 20:32 | Автор: Иван Рутов

Спустя 2 года после родов русская и чеченка узнали, что их детей перепутали в роддоме

фото:

После генетической экспертизы судья обязал двух женщин обменяться сыновьями.

Русская красавица Анна Андросова и прелестная чеченская девушка Зарема Тайсумова и подумать не могли, что однажды невинная детская шалость перевернет их жизнь и заставит отказаться от самого дорогого — от своих сыновей.

В тот день, убирая разбросанные старшим сыном вещи, Анна обнаружила среди них роддомовские бирочки младшего — Никитки. И впервые разглядела, что на них написано. В данных о матери новорожденного значилось чужое имя — Тайсумова Зарема Юсуповна.

С этого момента две молодые матери стали непримиримыми противницами. Анна решила во что бы то ни стало исправить допущенную Мценским роддомом ошибку и вернуть родного по крови сына. Зарема, крепко прижимая к груди голубоглазого Алдана, сразу отрезала — никогда не отдам! Детей пришлось менять через суд. Каково матери отрывать дитя от груди, вскормившей его, и отдавать в чужую семью! И Анна, и Зарема тоскуют по разлученным с ними детям. Хоть рядом теперь у каждой родной по крови сын, но сердце рвется к тому, которого растила и нянчила два года.

Тяжба
О том, что темноволосый и кареглазый малыш не похож ни на родителей, ни на старшего брата, Анне говорили много раз. На кого именно похож «ее» Никита, она поняла, только когда увидела Зарему. А голубоглазый карапуз Адлан, которого держала на руках чеченская женщина, был точной копией старшего сына Андросовых.

Анна объяснила подруге по несчастью в чем дело и тут же предложила обменяться детьми. Но Зарема отказалась верить в то, что детей перепутали. Чтобы забрать у Тайсумовых своего сына, Андросовым пришлось потратить полгода на суды и генетические экспертизы.

С помощью правосудия Анна добилась своего. Суд обязал женщин обменяться детьми. Вспоминая, как от нее отрывали безутешно рыдающего Адлана, чтобы вернуть его биологической матери, Зарема, чтобы не расплакаться, замолкает и уходит в себя. Ее мать Мубарик, наоборот, кипит от негодования:

— Зарема до сих пор сама не своя. Мне только на днях призналась, что в день, когда у нее сына отобрали, она ночью тайком сбежала из дома. Почти до утра простояла под дверью Андросовой. Слушала, как Адланчик плачет и уснуть не может. Разве это справедливо? Я никогда не поверю в то, что случившееся в роддоме простая ошибка! Моей девочке специально подменили ребенка. Ведь она родила совершенно здорового мальчика, а ей принесли не просто чужого, а очень больного младенца. Зареме столько пришлось сил положить, чтобы выходить Адланчика. У него врожденный порок сердца, грыжа и родовой перелом ключицы был. А на седьмой день вообще случилась остановка дыхания! Все это записано в медкарте ребенка. Это можно проверить. И когда Андросова со здоровым малышом выписалась домой, нашу Зарему с младенцем в реанимацию перевели. Она там две недели круглосуточно на стуле возле него дежурила. Так как же возможно перепутать таких детей?

Шустрый и общительный Никита, которого в Грозном теперь называют Али (хотя по документам он — Алдан, но мама не называет его так), похоже, единственный, для кого глобальные перемены в жизни не стали болезненным потрясением.

— Он в первый же день, когда его привели к Зареме, стал к ней на руки проситься, — вспоминает Мубарик. — Адлан тогда еще с нами был. Ревновал ужасно. Отгонял малыша, даже приблизиться к своей матери ему не позволял. Адлан в нашей большой семье маленьким императором был. Много взрослых и один малыш! Все его обожали, баловали. Но все равно маму из поля зрения ни на минуту не упускал. Как-то раз Зарема на рынок без него ушла, так он так кричал, что все соседи сбежались.

Родной по крови сын всегда рад остаться с мамой, но если надо на время расстаться — уходит легко.

— Зато он уже научился говорить «мама», — улыбается Зарема. — А когда мы его забрали, только «баба» и «папа» говорил почему-то. Еще братишку Данила часто вспоминал. А вот слова «мама» мы от него тогда не слышали.

Но смириться с тем, что надо навсегда отказаться от малыша, которого она столько месяцев считала родным, Зарема Тайсумова не может и не хочет. И искренне не понимает — зачем Анна спровоцировала этот мучительный для всех процесс?

— Как можно отказаться от ребенка, которого ты любишь с первых дней его жизни? Который стал частью тебя! Если бы я через полтора года увидела эту злополучную бирку и узнала, что ребенок, которого я выкормила грудью, мне не родной по крови… я бы просто сожгла ее. И даже мужу ничего бы не сказала, — утирая слезы, признается Зарема.

Сердце приемной матери по сей день разрывается от боли и тоски по отнятому сыну:

— Мы знаем, что Адлан трудно привыкает к новой семье, — говорит бабушка Мубарик. — То, что нашелся наш родной малыш, огромное счастье. Но забыть второго мы не сможем никогда. И никогда не оставим его без внимания и заботы. Наши родственники, живущие в Мценске, и сейчас регулярно навещают Адлана. А Зарема места себе не находит оттого, что мальчику нужна срочная операция. У него грыжа. Как раз в тот момент, когда его забрали, мы готовились к операции.

— Душевная боль Заремы не пройдет до тех пор, пока ей не удастся вновь оказаться рядом с сыном, — уверены все в семье Тайсумовых.

Как этого добиться — никто не знает.

— Наверное, должно произойти чудо, — сквозь слезы шепчет Зарема. — Я не знаю, что можно сделать для того, чтобы вернуть Адлана. Но я готова на все что угодно, на любые жертвы, лишь бы снова прижать его к груди.

Мценск

Перепутанным в роддоме детям после возврата биологическим родителям поменяли и документы. Теперь кареглазого и темненького мальчика, который все еще отзывается на имя Никита, в «Свидетельстве о рождении» нарекли Адланом. А в Мценске в семье Андросовых светловолосый мальчик, которого в Грозном звали Адланом, никак не привыкнет к русскому языку и новому имени Никита.

Возможно, это неосознанное стремление Анны оставить все так, как было — хотя бы внешне. Но тоска от этого не меньше. Она как змея, которая грызет сердце, отравляя ядом душу. Русская мама до сих пор тоскует по своему чеченскому сынишке. Анна Андросова, вынужденная по решению суда передать ребенка биологическим родителям спустя год и восемь месяцев после выписки из роддома, не находит себе места:

— Я бы все отдала за то, чтобы посмотреть на него, погладить его, потискать. Он мне родной.

Связь

— Наши сыновья связаны друг с другом на всю жизнь, они молочные братья, — сквозь душащие ее рыдания шепчет белокурая 28-летняя Аня Андросова. — Я не могу жить без Никиты, не могу жить без Адлана. Когда Никита вырастет, я ничего не буду от него скрывать и обязательно расскажу эту историю. Пусть он знает, пусть они найдут друг друга и станут по-настоящему родными людьми…
— Вот он… мой маленький, мой хороший… — плачет Аня, показывая на фото в рамочке улыбчивого кареглазого мальчугана, который был ее сыном с рождения и до одного года и восьми месяцев, когда Мценский суд постановил вернуть Адлана. — Не могу без него. Господи, за что?

Аня захлебывается от рыданий. И выплескивает свою боль:

— Началось все с того, что мой старший сын 5-летний Данила и соседские дети игрались у нас дома и вытащили из шкафа мой роддомовский пакет. Выпали клеенчатые бирочки с фамилией матери и данными ребенка. У меня сердце захолонуло: написано Зарема Тайсумова, вес 2 700, рост 50 см. И дата рождения ребенка — 1 марта 2007 года. Я спать перестала. Ни о чем больше думать не могла. И пошла в роддом с вопросом: «Не подменили ли вы мне ребенка?»

Экспертиза

Результат молекулярно-генетической экспертизы Курской экспертной организации «Дельта» поверг в шок — детей действительно подменили в роддоме.

— Следственными действиями нам удалось выяснить, что подмена детей произошла на третий день после родов, — рассказала следователь МУ МСО СУ СК при прокуратуре РФ по Орловской области Ольга Борисова. — И после родов ни та, ни другая мать не видела своего родного сына, им принесли уже подмененных детей. Мы установили, что наедине с детьми по очереди оставались три медсестры (которые не являются должностными лицами, а значит, не могут нести уголовную ответственность), одна из них по халатности, без умысла и подменила детей.

Технический директор экспертной организации «Дельта» Игорь Полянский стал черным вестником для чеченской матери Заремы.

— Как только экспертиза была готова, утром мне позвонила Зарема, спросила: «Ну как, готов результат?» И хотя я не должен был говорить ей по телефону, чисто по-человечески — уж больно ситуация у них тонкая — не смог ей отказать: «Да, Зарема, у вас воспитывается ребенок Андросовой, а она растит вашего сына». Разговор постоянно прерывался паузами, она молчала и плакала. Я говорю: «Зарема, у вас такая сложная ситуация, никто вам не подскажет правильный выход, никаких рекомендаций не даст. У вас и тот ребенок родной, и этот ребенок уже родной». И в этот момент она так зарыдала в трубку: «Нет, этот больше родной…» (про русского Никиту). Тут я чуть сам не зарыдал в телефон. Этим женщинам можно только пожелать — пусть отнесутся к этой ситуации адекватно, пусть не становятся врагами!

Обмен

А затем началось самое страшное — впереди была необходимость выполнить решение суда и оторвать от сердца родного мальчишку, которого год и восемь месяцев каждая мама считала своим, и отдать чужим людям.

— Та мама, Зарема, вообще не хотела никого отдавать: «Это мой ребенок. Он похож на меня, на моих родственников. Я малыша не отдам!» — вспоминает Анна Андросова. — Но когда я увидела впервые Никиту, у меня сердце екнуло. Он копия моего старшего сынишки Данилы — у них одно лицо! Зарема вышла, он выбежал — я вижу, что это мое, просто мое, родное!

— …Тяжело очень, конечно… Очень тяжело. Для меня они оба — родные, как этот, так и тот родной, — с комком в горле говорит Аня. — То, что Адланчик далеко отсюда — невыносимо.

Аня вспоминает общую поездку на экспертизу в Москву — в одной «газели» ехали обе семьи: папы, мамы и дети.

— Всю дорогу чеченская мама держала Никитку, которого считала своим сыном, на коленках, не спускала с рук. Сидели мы друг напротив друга. И мы с Адланом играли в прятки. А Никитка сидит напротив и так смотрит-смотрит, долго, таким взглядом… А потом тоже включился в игру: «Ку-ку!» Конечно, та мама очень переживала. Привыкла к ребенку, не хотела отдавать, не верила анализам. Хотя первая жена ее мужа спрашивала: «Зарема, а ты не думаешь, что детей в роддоме попутали — потому что он ни на кого не похож. Все темные, а мальчик светлый и голубоглазый?» А она ответила: «Ничего подобного. Я сама была в детстве светлая». «Ну, тебе видней, ты мать».

Анна рассказывает о том, как принимала решение:

— Я долго сомневалась — как подумаю, как ребенок будет переживать, какой это стресс для него, иной раз появлялась такая мысль — может быть, все оставить как есть? Но как мне ему потом в глаза посмотреть? Вырастет у чужих людей и скажет: «Почему ты меня не забрала, ты же все-таки родная мать?» И не по месяцу детям, а по два года практически…

Самые первые дни после обмена детьми были самыми тяжелыми и страшными.

— Первые дни Никитка не воспринимал ни кровать, ни кресло. Засыпал на полу — так мучился. И все время отрешенно смотрел в одну точку… А потом постепенно начал оттаивать: Данила с ним играл, пытался его расшевелить.

Данила скучает очень. Я говорю: «Это Никита». А Данила: «Нет, тот Никита. А этого давай Ваней назовем». «Данечка, ну это Никита». «Нет, Никита тот, а это Ваня. Я того Никиту люблю».

Солнце

Малыш целует свою новую маму, обнимает. И о Зареме тоже помнит. Для своей первой чеченской мамы он нарисовал письмо — солнышко с лучами.

— Смотри, солнце! Маме! — по-детски неразборчиво, но твердо говорит Никита. — Видишь?
Зарема для него тоже мама, она вскормила его своим молоком. И, наверное, еще снится по ночам.
Анна переживает за родного сына — здоровье слабенькое.

— Сейчас нам надо Никиту лечить — врачи сказали, что мальчик очень сложный: у него и грыжа, и водянка на яичке, и сердечко больное. Сразу после выписки из роддома у него была остановка дыхания. Кто знает, может, потому, что почувствовал, что родной мамы рядом с ним нет… Мы пойдем за результатами анализов. Я подала иск на моральный ущерб к роддому на 1 миллион рублей, нужны деньги на лечение. Я этого не оставлю. Это ведь не игрушки, это дети, маленькие дети…