Экс-начальник Припятского отделения КГБ УССР: «Как основную версию рассматривали диверсию»
Инна Золотухина
— Виктор Николаевич, правда ли что вы предупреждали руководство КГБ УССР о возможности аварии на ЧАЭС еще задолго до взрыва?
— Не совсем. О том, что может произойти авария такого масштаба, мы, конечно, не подозревали. Но еще 27 февраля отправили в УКГБ в Киеве и Киевской области информацию о том, что вследствие экспериментов, которые проводятся на ЧАЭС (эти испытания должны были дать ответ, может ли станция действовать более эффективно), четвертый блок работает в недопустимом режиме, что может привести к трагедии. Наш отчет дошел до КГБ СССР. Но судьба документа мне неизвестна. Мы пытались повлиять на ситуацию на месте и своими силами. Я разговаривал с директором станции и обращался в райком Компартии. Но и это не помогло.
— Считаете, работа четвертого блока в повышенном режиме могла стать одной из причин аварии?
— В каком-то смысле, да. Ведь обстановка на станции накануне аварии была напряженной. И специалисты оценивали ее вполне объективно. Но изменить ничего не могли — на них оказывалось давление со стороны киевского руководства, которое рассчитывало накануне майских праздников отчитаться в Москве, что на ЧАЭС проведена блестящая работа.
— Получается, авария произошла в ходе очередного эксперимента?
— Не совсем так. В этот раз провести эксперимент на станции просто не успели. Уже на подготовительной стадии случилась беда.
— А когда вы узнали о трагедии?
— У меня в квартире была связь центрального вызова. В ночь на 26 апреля приблизительно в 1.22—1.24 раздался звонок. Я снял трубку и прослушал записанное на пленку сообщение о том, что на четвертом реакторе произошел пожар. Оделся и отправился на станцию. Рядом с моим домом находился Припятский РОВД. Поэтому мы поехали на ЧАЭС вместе с начальником милиции.
— А своему киевскому начальству вы сразу доложили о случившемся?
— Нет. Сначала надо было разобраться в ситуации. Поэтому я поднял по тревоге всех сотрудников нашего отдела. Они опрашивали сотрудников смены, которая работала в ту ночь. А я анализировал информацию.
— И какую версию вы рассматривали в качестве основной в первые часы после аварии?
— Диверсия, подрыв. Ведь не секрет, что иностранные спецслужбы всегда проявляли к ЧАЭС пристальный интерес. Особенно американские и немецкие. Были случаи вербовки сотрудников станции и задержания иностранных шпионов. Правда, наш отдел этим не занимался — не по статусу.
— Я слышала, что больше всего западных разведчиков интересовали хранилища ядерных отходов, которые являются сырьем для создания водородной бомбы. Это правда?
— Да. Как и тот факт, что иностранные спецслужбы пытались получить любую связанную со станцией информацию. Например, однажды КГБ задержал преступника, который специализировался на воровстве госценностей и намеревался с помощью своего приятеля — сотрудника станции — выкрасть для иностранной разведки техническую литературу с ЧАЭС. Но так и не сумел.
— Но предположение о диверсии вы отбросили уже через пару часов после аварии…
— Да, как только выяснили, что в эту ночь на станцию никто посторонний не проникал. Да и нарушений периметра не было.
— А какие еще были версии?
— Несовершенство конструкции станции, халатность сотрудников и, конечно, человеческий фактор. Уже в два часа ночи я позвонил домой начальнику УКГБ в Киеве и Киевской области генералу Леониду Быхову. Доложил ситуацию. Он меня спросил: серьезно ли это. Я ответил — очень. После чего он выслал к нам на помощь оперативно-следственную группу. А также машину с высокочастотной связью («соткой») и связистами. Спустя два часа приехала еще одна группа из КГБ УССР.
— О причинах аварии споры идут по сей день. Что вы можете сказать?
— Целью запланированного в ночь на 26 апреля эксперимента было включение главных циркуляционных насосов на выбеге турбин. Проще говоря, на инерционных силах. Тогда турбогенератор мог бы действовать безостановочно, а работа станции была бы непрерывной. Но около 23 часов вдруг сработала аварийная защита АЗ-5, которая автоматически отключила реактор и турбогенератор. По регламенту, после этого требовалось приостановить работы на 48 часов. А вместо этого решили «запуститься» через полтора часа. Тогда-то и начались неприятности.
— Почему сработала защита?
— Увы, ответ никто не знает. Кстати, аналогичная авария (правда, гораздо меньших масштабов) в 1970-х годах произошла в Томске-5. И специалисты ЧАЭС об этом знали. Но, видимо, понадеялись на чудо и решили пренебречь техникой безопасности. То ли из-за страха перед начальством. То ли из-за карьерных амбиций.
— Руководство Компартии и КГБ СССР винят в том, что информация об аварии скрывалась. В результате пострадало много людей. В том числе и в столице. Например, во время демонстрации 1 мая. Вам наверняка сверху тоже приказали сделать все возможное, чтобы информация не просочилась?
— Я таких приказов не получал. Прежде всего потому, что и сам знал, что подлежит огласке, а что нет. Более того, решение отключить в Припяти междугороднюю связь я принял самостоятельно. Уже утром 26-го «восьмерку» набрать было нельзя. А на узле связи сидел оперативник и следил, чтобы никто не нарушил мой приказ. Кроме того, сотрудники моего отдела должны были беседовать с простыми людьми и успокаивать. Хотя специалисты знали, что «Елена лежит на боку». Проще говоря, крышка реактора была открыта на 45 градусов! Я и сейчас уверен, что поступил правильно. Иначе бы началась паника не только в Киеве. Но и по всей стране.
— А когда вы передали первые отчеты наверх?
— 29 апреля приехал из Москвы сотрудник КГБ СССР Валерий Михайлюк. Парень только из Афганистана вернулся, и его сразу в Припять прислали. Он первый и совершил полет над четвертым реактором, и снял все на видео. А мои ребята отвезли это видео в центр. Один в Киев. Второй в Москву. Последний, Алексей Рыбак, рассказывал, что коллеги из Комитета встречали его прямо на аэродроме. Причем все они были по званию не ниже полковника. А он всего лишь капитан. Но все равно потребовал у них документы. И лишь потом отдал дипломат. Кстати, всю дорогу кейс был пристегнут наручниками к его запястью.
— А в Припяти паники не было?
— Нет. Днем 26 числа некоторые горожане даже свадьбы праздновали. И знаете что? Дети у поженившихся в этот день молодых людей родились и выросли здоровыми. Я с некоторыми из этих пар до сих пор общаюсь. Спокойно проходила и эвакуация. И это при том что нам надо было вывезти около 52 тысяч человек, для чего в Припять прислали 1100 автобусов и грузовики с местами для сидения! К каждому парадному подъезжал автобус, в него садились люди. А после их отъезда двери подъездов забивали гвоздями, чтобы не было мародерства. И в первое время после аварии этого явления нам удалось избежать. Грабить брошенные квартиры и дома начали позже. Потом многие жители Припяти обижались. Мол, эвакуацию объявили всего на 2—3 дня, и мы не взяли с собой близкие сердцу вещи. Но тогда никто не знал, каковы будут последствия, и на сколько мы покидаем город. Эвакуация была 27 апреля. А моему отделу приказали остаться до 29-го. Когда мои ребята уехали, я с одним из оперативников решил объехать город. И вдруг вижу: мужик с удочками идет! Представляете, он еще 24-го числа ушел на рыбалку и только сейчас вернулся. О случившемся ничего не знал. Спросил нас: а где все?
— После эвакуации ваш отдел отправили на лечение в Москву. В так называемую шестую клинику, где находились все пострадавшие на ЧАЭС…
— Да. Потому что у нас была большая дозовая нагрузка. У двоих сотрудников моего отдела — 45 бер, у меня 40 бер. При годовой норме — 5 бер. В клинике нас осмотрел именитый медик из США и сказал, что больше 10 лет нам не протянуть. А мы, всем назло, 25 лет прожили!
— После лечения вы вернулись на работу?
— Так точно. Кстати, после случившегося иностранные спецслужбы заинтересовались ЧАЭС еще больше, чем раньше.
— Они хотели завербовать шпионов среди сотрудников станции?
— Да. Cледствие проводили вышестоящие инстанции. Поэтому подробностей я не знаю.
— Получается, ЧАЭС всегда была в эпицентре шпионских войн…
— Можно и так сказать. Но большинство сотрудников станции — настоящие патриоты. На провокации поддавались единицы. Причем не из-за денег, а из-за личных амбиций и обид.
— Историк Владимир Вьятович заявил, что авария 1986 года была далеко не первой на ЧАЭС. По его словам, архивы КГБ свидетельствуют о том, что выброс радиоактивных веществ в атмосферу из-за халатности сотрудников станции происходил с 1971 по 1986 годы. Но Компартия делала все, чтобы скрыть эту информацию. Правда ли это?
— Начнем с того, что строительство станции начато было в мае 1970 года. А акт приемки первого энергоблока ЧАЭС в эксплуатацию подписали лишь 14 декабря 1977 года. Так что говорить об авариях с 1971 по 1977 годы не приходится. Другое дело, что позже чрезвычайные ситуации на станции несколько раз возникали. Так, в 1979 году на первом блоке произошел разрыв трубопровода первого контура. И загрязнение атмосферы было. Но, во-первых, аварию быстро ликвидировали. Во-вторых, повышенный уровень радиации отмечался только на территории станции. А вот в 1983 году на втором блоке действительно произошла серьезная авария: спеклись твелы (конструктивный элемент активной зоны гетерогенного ядерного реактора, который содержит ядерное топливо. — Авт.). Пошла неуправляемая цепная реакция. К счастью, никто из сотрудников станции не пострадал. А выброс радиации был сравнительно небольшой — на 2—3 км.
— По словам Вьятовича, вся эта информация скрывалась от населения Припяти…
— Это не совсем так. Сами подумайте: как можно было что-то скрыть, если 93% жителей города работали на ЧАЭС либо в строительном управлении при станции? Все слухи мгновенно распространялись по Припяти. Я вам больше скажу. Все жители города знали, что нужно делать в таких случаях и принимали меры, чтобы себя защитить. В частности немедленно закрывали окна и форточки в своих квартирах, чтобы туда не попадала радиоактивная пыль. А тем временем городские власти отправляли машины-поливалки и тщательно мыли улицы города.
БУНТ НА СТАНЦИИ И ОТСУТСТВИЕ НАГРАД
В 80-м году в Припяти произошла необычная история. Около 700 работников станции и строительного управления не вышли на работу. Вместо этого они устроили шествие по городу с требованием предоставить им квартиры и увеличить количество детсадов. И это при том, что в те годы город энергетиков обеспечивался намного лучше, чем остальные города СССР. «Новые жилые дома сдавались едва ли не каждые три месяца, — рассказывают припятчане. — В магазинах было все, что душе угодно. Да что там говорить, возле подъездов не велосипеды, а мопеды стояли!». Естественно, эта ситуация не могла остаться без внимания КГБ. Организатор акции был задержан и осужден к 10 годам лишения свободы. Добиться от него, зачем он это сделал, правоохранители так и не смогли. Но подозревали, что это было сделано с подачи иностранных спецслужб. Например, чтобы посмотреть, можно ли сорвать таким образом работу ЧАЭС.
Кстати, из своих источников мы узнали, как отблагодарили сотрудников КГБ за работу на ЧАЭС во время аварии 1986 года. Руководство УКГБ УССР представило всех, кто был на станции, к наградам. Но в КГБ СССР эти фамилии из наградных списков вычеркнули. Мол, они взорвали станцию, и награждать их не за что! Кроме того, начальнику Припятского горотдела КГБ подполковнику Виктору Клочко указали на «ненадлежащее продвижение информации о ситуации на станции».
