О чём мой муж не спросит президента Путина
Год назад на пресс-конференции корреспондент «АиФа» Александр Колесниченко задал президенту вопрос, который тогда многим запомнился. Не из-за темы — о законе, цинично названном именем погибшего мальчика, спрашивали многие, а по форме — ведь это был не столько вопрос, сколько утверждение. И слова «людоедский закон» из уст журналиста-усыновителя прозвучали примерно как «король-то голый», вызвав раздраженное: «Вы садомазохист, что ли?» со стороны Путина.
У президента будет очередная пресс-конференция. Я не знаю, спросит ли его кто-нибудь о последствиях этого закона. О том, как выполняются обещания первых лиц самим позаботиться о «наших» детях. О тех, кто стал сиротами во второй (а кто-то и больше) раз. О тех, кого уже нет в живых. И о том, что на самом деле случается с каждым ребенком в нашей сиротской системе. Я не знаю, есть ли вообще смысл задавать эти вопросы президенту: ведь если ты спрашиваешь про российских сирот, а собеседник почему-то отвечает про американские выборы, диалога не получается.
Не верь, не бойся, не молчи
Ведь вопросы — как и ответы — звучат не для президента и не для СМИ. Они адресованы нам. И потому сегодня каждому из нас придется включать здравый смысл и спрашивать себя: отчего я верю, что детям лучше в российском детдоме, чем в иностранной семье (что на митинги выходят только за деньги, что этот украл всю нефть, а тот — весь лес — и так далее)? Оттого, что мне это сказал незнакомый человек в телевизоре или оттого, что я лично в этом убедился? Это должно стать законом нашего времени: если чего-то не знаешь, постарайся узнать, а если знаешь — расскажи другим. Не молчи.
