Проданный в рабство Олег Мельников: Это не отчаяние, но…
Пустовойтов Сергей
Автобус с пленником, накачанным снотворным, был остановлен на выезде из Москвы. Эту историю широко обсуждали всю прошлую неделю. О том, что осталось за кадром, Олег Мельников рассказал после выписки из больницы.
Вербуют на Казанском и Курском
– Олег, почему для вербовки был выбран Казанский вокзал, а не Павелецкий, например, откуда уходят поезда в южном направлении?
– По рассказам людей, которых мы спасали из рабства на Северном Кавказе, их вербовали в основном на Казанском и Курском вокзалах. Мы выбрали Казанский, поскольку сюда прибывает самый большой поток людей из депрессивных регионов. Особенно много – из Мордовии. Люди приезжают в Москву на заработки и готовы устроиться на любую, даже низкоквалифицированную работу: уборщиками, сторожами, строителями. Но выходят на вокзале и не знают, что делать дальше. И становятся легкой добычей.
– Зачем нужно было прикидываться бомжом?
– Мы работали по Казанскому вокзалу больше месяца, изучили местную «кухню» и пришли к выводу, что в образе бомжа будет легче вписаться в местный колорит. Сыграть парня из провинции мне было бы сложнее. К тому же люди без определенного места жительства входят в особую группу риска – их никто искать не будет.
– Что нового ты узнал об этой стороне жизни за неделю на вокзале?
– Что многим людям, которые находятся в состоянии бродяжничества, легко помочь. Я встретил белорусов, которых обманули – они остались без документов и денег. У них не было возможности связаться с родственниками, чтобы те помогли, – никто не давал позвонить. Как только мы связали их с семьями, люди вернулись на родину. И таких там процентов 30. Вообще, самым тяжелым было осуждение в глазах людей, которые проходили мимо меня. Это вводит в депрессию.
– В какой момент ты начал бояться?
– С самого начала. Не боятся только дураки.
В Дагестане уже ждали наши ребята
– Сколько стоит раб?
– Со времен чеченской войны произошла сильная девальвация. До войны мужчина стоил порядка 1000–1200 долларов, сейчас – 500. Но, насколько мне известно, после нашей акции цены подскочили до 800. Значит, мы нанесли урон их экономике.
– Сколько заплатили за тебя?
– Неизвестно. Информатор свел меня с вербовщиком, который представился Мусой. Тот сказал, что есть хорошая работа на берегу Каспия. Мы доехали до метро «Теплый стан». Там у «Принц-плазы» некий Рамазан отдал ему деньги, они попрощались, а мы поехали на рейсовом автобусе до Мамырей (деревня на выезде из Москвы, откуда уходят автобусы в Дагестан. – Авт.). Когда я попытался отказаться, Рамазан заявил, что заплатил за меня деньги и я должен или их вернуть, или ехать с ним. Я сказал, что денег нет, тогда он посоветовал расслабиться и подвел к палатке-кафе. Там милая женщина славянской внешности налила мне какую-то вонючую жидкость. И хотя я сделал всего несколько глотков, а остальное незаметно вылил, мне хватило, чтобы почувствовать себя не очень хорошо. Это было в 7 часов вечера.
– В автобус тебя вели?
– Практически шел сам. Водитель автобуса до Махачкалы поинтересовался, нахожусь ли я в розыске. И сказал: если да, то меня перед постами ДПС будут прятать. Видимо, таким способом в свое время в Волгоград привезли террористов. Я ответил, что не в розыске. В итоге мне велели не выходить из автобуса, после чего засунули в люк под сиденье и заставили сумками. Надеялись, что я вырублюсь и просплю до конца пути.
– Что за люк?
– Это обычный двухэтажный автобус, где нет сидячих мест, только лежачие. И под ними есть место, куда кладут сумки. Вот туда меня и запихнули. Мне удалось написать сообщение в твиттер и активистам из «Альтернативы», которые ехали за мной, после чего я отключился.
– У тебя не забрали телефон?
– Просто не нашли. Он был в ботинке.
– Пассажиры в автобусе знали, что среди них раб-пленник?
– Нет.
– Когда пришел в себя, о чем подумал?
– Что нужно сориентироваться, где мы находимся. Но если бы я очнулся и через 30 часов, это было бы нестрашно, потому что наши активисты в Дагестане уже были готовы встретить и освободить меня.
– То есть ребята шли за тобой по пятам?
– Да, они следили. Но, когда я встретился с вербовщиком, меня потеряли часов на пять и очень перепугались. Но я старался отписываться эсэмэсками. И в Мамырях мы снова наладили контакт. Когда я отправил sms, что меня опоили и я вырубаюсь, ребята стали звонить 112, но телефон не отвечал. Как и телефоны ОВД, которые удалось найти. В итоге наш активист на мотоцикле обогнал автобус, доехал до первого поста ДПС и обо всем сообщил.
– Был риск, что ситуация может выйти из-под контроля?
– Я боялся, что меня узнают. Видел во взгляде, что мое лицо им показалось знакомым. Но, видимо, они так и не вспомнили, где могли меня видеть.
Вербовщики исчезли
– Ваша акция – жест отчаяния, чтобы вас наконец услышали?
– Отчаянием это сложно назвать. Была спланированная акция, которая долго готовилась. В первую очередь мы хотели поймать за хвост перевозчиков. Мы этого добились. Не знаю, надолго ли, но с вокзалов исчезли и вербовщики. Это значит, какое-то время люди пропадать не будут. Раньше исчезали 3–5 человек в день. Но что будет дальше, мы не знаем.
– Как отреагировала полиция?
– Со мной связывались из Следственного комитета, обещали возбудить уголовное дело. Мы надеемся, что по статье «Похищение человека». Пока идет доследственная проверка.
– Подобные уголовные дела вообще реально довести до суда?
– Раньше все выглядело так: люди, освобожденные из рабства в Дагестане, писали заявления, но дело не доводилось до конца, потому что они не могли долго находиться в республике и являться в полицию – хотели как можно быстрей попасть домой. В этом и была сложность. Сейчас иная ситуация: есть мои железные показания, есть фактическое задержание автобуса, видеорегистрация происходящего, автобусный журнал, в котором меня не было в списках.
– Кто, на твой взгляд, должен отвечать в таких ситуациях в первую очередь?
– Водители, без которых данная схема невозможна, вербовщики и женщина, которая опоила меня барбитуратами.
– Она продолжает работать?
– Да. Мы ее сфотографировали, хотели узнать, не стыдно ли ей. Она заявила, что меня не помнит, а в пятницу, когда все это происходило, кафе вообще не работало. Вела себя агрессивно, а когда мы ушли, закрыла ларек.
– Угрозы были?
– Были. Но, как правило, угрожают в основном по sms. В лицо говорить боятся.
– У тебя семья. За них не страшно?
– Тьфу-тьфу-тьфу. Пока я могу защитить их.
