Татьяна Устинова: "Да, я графоманка!"
Игумнова Зоя
Зачем «негру» чужая фамилия?
– Вы, знаю, ездили в Лондон на книжную ярмарку. Бывали там раньше?
– Нет, полетела туда впервые. Меня пригласил Британский совет как «подающую надежды европейскую звезду».
– Вам было лестно ощущать себя звездой, да еще и европейской?
– Конечно. Но пока у «звезды» нет ни одной книжки на английском. Мои детективы переводят в Германии, Франции, Болгарии, в ближайшем Евросоюзе – Латвии, Эстонии, Польше. Но англоязычных переводов пока нет. Надеюсь, это тоже не за горами.
– А зачем вам переводы? Мало популярности на родине?
– Как зачем? Странный вопрос. Чтобы читали, ведь писатели пишут именно для этого.
– Сколько у вас книг в год выходит?
– Одна, две, бывает, три.
– То есть вас можно считать в определенном смысле графоманом?
– Конечно.
– На ваш взгляд, это ругательное слово или нет?
– В зависимости от того, насколько графоман осознает свое графоманство. Если осознает, то нет. А если не осознает – ругательное.
– А вы?
– Я осознаю. В моем случае это просто констатация факта.
– Вы верите в большую, чем ваша, плодовитость авторов? Ведь есть писатели, которые выдают на-гора в год по пять, даже шесть книг.
– Конечно, верю.
– Может, они не сами их пишут?
– Не может. Если это топовый автор, выражаясь современным языком, то писать за него себе дороже. Такой автор потому и становится топовым, что он узнаваем в своем творчестве.
– То есть ни одному «литературному негру» не скопировать манеру Донцовой или вашу?
– Нет, конечно. А потом, тогда это занятие превращается в полную бессмыслицу. Если «литературный негр» (какое смешное словосочетание) пишет несколько романов в год, то тогда ему имеет смысл выпускать книги под собственной фамилией. Зачем же печататься под чужой?
– Но ведь говорят, что за известных авторов пишут целые коллективы.
– Речь о другом. Есть авторы, которых никогда не существовало в природе, и издатели этого не скрывают. Например, автора по имени Марина Серова нет. Есть совершенно разные люди, пишущие под этим именем. Как у нас принято говорить на работе, это авторы «без имени и вовсе без судьбы». Но если они на это соглашаются, значит, это им зачем-то надо. На самом деле когда начинающему автору говорят, что его книжку напечатают, то тут хоть на что согласишься.
Пристаю к людям в метро
– Приятно, когда вам говорят, что все метро оклеено вашими постерами?
– Ну, как вам сказать? Мне это любопытно. Я всегда приятно удивляюсь, когда вижу в метро людей, читающих мою книжку. Вот тут я начинаю подпрыгивать, лезть к ним с попытками дать автограф. Они меня отпихивают, смотрят с подозрением.
– Скажите еще, что подмигиваете пассажирам в метро, читающим ваши книжки.
– Абсолютно верно. Подмигиваю. Привлекаю к себе внимание. И сама себе при этом удивляюсь.
– Не пойму, вы сейчас шутите?
– Это абсолютная правда. Я не иронизирую нисколько. Потом, если еду не одна, а с помощником, то он дергает меня за одежду и говорит: «Прекрати! Вернись! Не смей! Ты ведешь себя неприлично!» Ну а я не могу себя сдержать. И стараюсь, наоборот, громче говорить, чтобы человек поднял глаза и увидел, что перед ним я – Татьяна Устинова, автор этой книги. И, узнав меня, он попросил бы у меня автограф. Это для меня очень важно.
– Некоторые авторы трепетно относятся к тиражам. Они контролируют издательство, чтобы оно не напечатало дополнительный тираж. Вы придерживаетесь такой же тактики или за вас это делают специально обученные люди?
– Нет, конечно, я этого не контролирую. Это почти невозможно, да и не нужно. Потому что «долгоиграющие» отношения автора и издательства должны быть доверительными. Это все равно что я бы стала шарить в карманах у любимого в поисках телефонных счетов от другой или читать его эсэмэски. Никогда в жизни! Это унижает мое достоинство и его тоже.
Лучше меня никто унитазы не моет
– В одном своем интервью вы признались, что жить с мужчиной-гением – это катастрофа.
– Так и есть.
– Почему?
– Потому что он все время думает о своем. Потому что у него совершенно четкие представления о жизни, в которые не вписываются бытовые проблемы, сложности, дети. Он даже забывает, сколько их, детей, в каком они классе. Заставить его смотреть канал НТВ, по которому Ванга рассказывает о конце света, невозможно. Он начинает фыркать, говорит, что это мракобесие, и уходит в другую комнату. Он не плачет, когда на экране показывают трогательную сцену, ему нет дела до туфель, сумок, курток и вообще нелегкой женской жизни.
– Судя по подробному анализу, вы живете с гением?
– Да.
– И в какой же области он гениален?
– Мой муж – физик.
– Да вы же и сами учились в техническом вузе. А вас никогда не манили научные дали?
– Научные дали меня не манили, потому что, к счастью, я очень рано начала общаться с по-настоящему умными людьми, которые на самом деле что-то могут в этой науке под названием «физика». На их фоне я – просто тупая обезьяна. А сидеть в научном институте в бухгалтерии, дебет с кредитом сводить или вязать шарф – это не для меня. Скучно.
– Если бы вы не стали писать книги, чем еще вы могли бы блеснуть?
– Никаких особых талантов у меня нет. Играю на пианино очень плохо. Пою скверно. Правда, вяжу, могу шить – бабушка научила. Когда совсем не было денег, шила куртки, джинсы, детям одежду. Домработница из меня отличная. Лучше меня в доме унитазы никто не моет. Еще могу готовить очень вкусно.
– Вы патриот?
– Пожалуй, да.
– А вам никогда не хотелось, чтобы нашей страной управляла женщина?
– Нашей страной она управлять не может в принципе. Женщина может управлять страной, похожей на кухню. Например, Данией, Швецией, Латвией. Эти страны и впрямь похожи на кухню, где несложно навести порядок, сделать уборку, добавить немножко блеска и лоска, развесить по местам сковородки, рассадить всех гостей в определенном порядке…
А нашей страной женщина управлять не сможет.