19 ноября 2010, 00:20 | Автор: Иван Рутов

Юрий Поляков: «После «100 дней до приказа» меня вызывали в ЦК и Главпур»

Юрий Поляков: «После «100 дней до приказа» меня вызывали в ЦК и Главпур»
фото:
Русский писатель — об обнаженном теле Елены Кондулайнен, о неприятии экранизации «100 дней...», сотрудничестве с Солженицыным и своем появлении в «краю непуганых либералов».

— Юрий Михайлович, вы приобрели популярность в СССР еще во времена перестройки благодаря двум своим повестям: «ЧП районного масштаба» о жизни комсомольской номенклатуры и «100 дней до приказа» о дедовщине в армии. Вам не обидно, что в памяти народной вы до сих пор остаетесь автором только этих, а не других произведений?


— Вы знаете, у писателя есть два имиджа. Первый — это как он воспринимается в массовом сознании, второй — как профессионала. И даже если мы возьмем крупнейших писателей, то увидим, что их знают по одной-двум вещам. Даже Шекспира знают по «Гамлету», «Ромео и Джульетте» и «Отелло», а не по остальным его многочисленным пьесам. У меня так получилось, что именно они и запали читателю, поскольку эти повести имели не только ошеломительный литературный, но и общественно-политический успех. По ним были сняты фильмы, поставлены спектакли. И для тех, кто литературу не читает, а видит на экранах телевизора, я действительно автор этих вещей. Для тех, кто ее читает, я также автор «Апофегея», «Козленка в молоке», «Замыслил я побег…» и множества пьес, которые идут по стране. Так что мне не обидно. Это нормально, это, наоборот, говорит о том, что мои книги вошли в народное самосознание.


— А есть примеры этого самосознания?


— Иногда случаются очень смешные вещи. Телевизор-то не все смотрят, поэтому не все меня знают в лицо. Как-то в бане у меня поинтересовались профессией. Я отвечаю, что я — писатель. «Ну и как ваша фамилия?». Говорю: «Поляков моя фамилия». «Не знаю такого писателя. Ну и что вы такого написали?». «100 дней до приказа», «ЧП районного масштаба». Сразу: «Так что же вы молчите, я знаю эти книги».


— Пивом с раками угощают после этого?


— Угощают. (Смеется)


— Понравилась ли вам экранизации «100 дней…»? Обнаженное тело Елены Кондулайнен, которое заполонило весь фильм, было убедительным?


— Оно может и было убедительным, но дело в том, что фильм, который снял режиссер Эркенов, к моей повести не имеет никакого отношения.


— Почему?


— А потому что это авторское кино. Молодой режиссер, которому немедленно захотелось стать Пазолини, воспользовался названием моей… даже не названием, а строчкой в тематическом плане, чтобы самореализоваться. Я ему говорил: «Я не буду тебе выкручивать руки, закрывать фильм — Бог с тобой! Но пути тебе в кино не будет, потому что если ты берешься экранизировать реалистическую повесть, снимай реалистическое кино, на хрена этот сюр? Если ты его хочешь, пиши сам сценарий и снимай». Тем не менее он сделал по-своему. Фильм до сих пор показывают как кино не для всех. Кстати, как режиссер, Эркенов так и не состоялся.


— Так все-таки тело Кондулайнен вам понравилось?


— Конечно, понравилось. Мы с ней потом, часто встречаясь на многих передачах, всегда вспоминали этот фильм. Кстати, это вы еще не видели рабочий материал! В нем было значительно больше тела Кондулайнен.


— А почему его сократили?


— Так фильм же не безразмерный. Может, если бы обнаженная Кондулайнен плавала в бассейне весь фильм, то и кино бы удалось.


— А что говорило о ваших перестроечных повестях комсомольское и военное начальство?


— Когда говорят, что партия, правительство, комсомол, армия «строили» писателей, это миф. Ничего подобного, там сидели достаточно неглупые люди, которые вызывали меня на беседу (когда мои повести — «100 дней…» в 1980 году и «ЧП…» в 1981-м — были сданы в журнал «Юность», заявлены, а потом запрещены цензурой). Я приходил в достаточно высокие кабинеты к генералам и секретарям в ГлавПУР и ЦК. Этими ведомствами руководили достаточно умные люди, государственники, которые во многом предвидели грядущие проблемы. Они говорили со мной, грубо говоря, об ответственности писателя: «Вы что, думаете, мы не знаем, какие безобразия творятся в армии? Мы все это знаем. Напечатать вашу повесть — это открыть ящик Пандоры. А сумеем ли мы обуздать силы, которые вырвутся при этом, и сможем ли направить их на улучшение армии, а не на ее разгром?». И они оказались правы: когда в перестройку ящик Пандоры открыли, то это армию деморализовало.


— В 1980-х мы думали, что вы либерал и диссидент, а в 1990-х и нулевых оказалось, что вы человек государственнических и левых взглядов?


— Я никогда не был либералом. В российском понимании либерал — это человек, который из идейных побуждений живет на средства зарубежных спонсоров и горячо отстаивает интересы страны, но не своей. Вот что такое наш либерал. К сожалению, он уродлив. Когда я спросил одного из учредителей, наряду с Явлинским партии «Яблоко», Юрия Болдырева: «Почему вы ушли из «Яблока»?», он ответил: «Я ушел, когда понял, что «Яблоко» — это филиал Большого Яблока (так в обиходе называют Нью-Йорк. — Авт.) Другое дело, что я печатался в журнале «Юность», который был либеральным. Но по своим взглядам я — человек, который болеет и болел за государство Российское и считал, что социализм — это вполне перспективный проект. Другое дело, что на уровне реализации в этом проекте оказались ошибки. Советское общество было более гражданским, чем сейчас, если считать под гражданским обществом то, в котором самые, казалось бы, незащищенные могли защитить свои права. Почему? Потому что если тебя обидели, ты мог пойти в партком, профком, в райком, в горком, в газету «Правда», и где-то ты и находил свою правду. А куда ты можешь пойти сейчас? Только в суд. А там ты сможешь купить себе столько закона, насколько у тебя хватит денег.


— Сегодня писатель Поляков вместе с российской властью или против нее?


— Вы, видимо, давно не заглядывали в «Литературную газету», которую я редактирую. Когда я пришел туда со своими единомышленниками, она из «края непуганых либералов» превратилась в нормальную консервативную газету, продолжающую традиции русского свободного консерватизма, при этом сохраняя абсолютную полифоничность. У нас печатался Александр Солженицын, когда ему отказали в публикациях все либеральные издания после выхода книги «200 лет вместе». Просто они считали, что писатель неправильно отразил историю русско-еврейских отношений. Либералы, которые очень трепетно относятся к этой проблеме, обиделись. Владимир Войнович написал ему отповедь. Мы, кстати, были единственной газетой, которая освещала награждение премией Солженицына. Так что у нас в «Литературке» представлен весь идеологический срез: с одной стороны — Евгений Евтушенко, а с другой — Василий Белов и Валентин Распутин.  


НАПЕЧАТАЛИ БЛАГОДАРЯ НАРУШИТЕЛЮ ГРАНИЦЫ


Имя: Юрий Поляков
Родился: 12.11.1954 в Москве (РСФСР)


Начинал как поэт. Учился поэтическому мастерству у Ларисы Васильевой, дочери изобретателя «Т-34» и будущего автора бестселлера «Кремлевские жены». Славу принесла первая повесть «100 дней до приказа», которую поначалу не пропустила военная цензура. Однако после того, как немецкий летчик-любитель Матиас Руст посадил свой самолет на Красной площади, главный редактор журнала «Юность» Андрей Дементьев позвонил военному цензору и сообщил, что он будет печатать эту повесть Полякова. «Но мы ее не пропустим», — сказали ему. «Лучше бы вы Руста не пропустили», — ответил Дементьев. Является соавтором сценария знаменитого фильма С. Говорухина «Ворошиловский стрелок». Главный редактор «Литературной газеты».

Следите за событиями дня в нашем паблик-аккаунте в Twitter
 
топ НОВОСТЕЙ
Все новости раздела
новости МЕДИА
Все новости раздела